Человек, переживший самого себя (1917)
Другие названия:
Заживо погребенный
Всемирно известный художник Кадин, картины которого ценятся на вес золота, возвращается на родину через 20 лет скитания по свету и, чтобы избежать почестей и торжеств на родине, меняется паспортами со своим лакеем.
Всемирно известный художник Кадин, картины которого ценятся на вес золота, возвращается на родину через 20 лет скитания по свету и, чтобы избежать почестей и торжеств на родине, меняется паспортами со своим лакеем: лакей решил развлечься в столице и через посредство брачной газеты, в которой нашел объявление о желании вступить в брак девицы Н.А.Ч., завязал переписку и назначает ей свидание. Но в тот же день он слег в постель и скоропостижно скончался. Газеты не замедлили поднять трезвон, что возвратившийся на родину известный художник Кадин в скромной гостинице умирает.
Прочитав газетную заметку о своей смерти, Кадин вне себя поспешил к умирающему. «Тише, он умирает… Он бредит все время каким-то лакеем, может быть, вы его лакей?» – остановил Кадина доктор. Кадин, не соображая всех последствий, утвердительно кивает головой, ему нравится эта идея сбросить с себя личину Кадина и стать только его лакеем. Умершего похоронили под видом Кадина с большими почестями, а Кадин остался жить в том же номере под видом своего лакея. Нона, получив приглашение лакея Кадина явиться для личных переговоров относительно публикации брачной газеты, явилась как раз в то время, когда Кадин, после всех треволнений, занемог. Не предполагая, что это сам Кадин, Нона, видя его беспомощность, начала ухаживать за больным.
Прошел год. Народная академия живописи объявила конкурс картин имени Кадина на премию. Кадин написал портрет Ноны и послал на конкурс, подписав его именем своего лакея, но жюри академии картину забраковало, признав ее бездарной. «О, глупость людская… им нужно имя, только имя… пойми, Нона, что я Кадин, тот самый Кадин, имя которого теперь прославляют и известно всему свету…» Нона не на шутку перепугалась за своего друга: «Уж не бредит ли он», – подумала она. «Милый, не все ли мне равно, как твое имя?.. Я люблю тебя, а не твое имя…» Эти простые сердечные слова успокоили чуткую душу художника. Кадин решил продать свою картину, подписав ее своим настоящим именем. «Нет сомнения, что эта картина кисти Кадина, но ведь он умер больше года, а краски так свежи…» – проговорил антиквар после тщательного осмотра картины… Картина была куплена антикваром и перепродана князю Огинскому. Князь возбудил против антиквара дело о мошенничестве, антиквар отыскал художника, просил его открыть свое инкогнито, так как в противном случае ему, антиквару, грозит тюрьма. «Меня это мало трогает, – проговорил уже раздраженный художник. – Но даю вам слово, что картина написана и подписана Кадиным…»
На суд был вызван в качестве свидетеля Кадин, который вынужден был открыть свое инкогнито: «Я утверждаю, что моя фамилия Кадин: назвался именем моего лакея под влиянием минутного порыва, чтобы избавиться от пытки – служить предметом всеобщего внимания на родине». После этого Кадин покинул навсегда свою отчизну… Перед ним была светлая перспектива любимого труда в уединении рядом с верной спутницей своей – Ноной.
Всемирно известный художник Кадин, картины которого ценятся на вес золота, возвращается на родину через 20 лет скитания по свету и, чтобы избежать почестей и торжеств на родине, меняется паспортами со своим лакеем: лакей решил развлечься в столице и через посредство брачной газеты, в которой нашел объявление о желании вступить в брак девицы Н.А.Ч., завязал переписку и назначает ей свидание. Но в тот же день он слег в постель и скоропостижно скончался. Газеты не замедлили поднять трезвон, что возвратившийся на родину известный художник Кадин в скромной гостинице умирает.
Прочитав газетную заметку о своей смерти, Кадин вне себя поспешил к умирающему. «Тише, он умирает… Он бредит все время каким-то лакеем, может быть, вы его лакей?» – остановил Кадина доктор. Кадин, не соображая всех последствий, утвердительно кивает головой, ему нравится эта идея сбросить с себя личину Кадина и стать только его лакеем. Умершего похоронили под видом Кадина с большими почестями, а Кадин остался жить в том же номере под видом своего лакея. Нона, получив приглашение лакея Кадина явиться для личных переговоров относительно публикации брачной газеты, явилась как раз в то время, когда Кадин, после всех треволнений, занемог. Не предполагая, что это сам Кадин, Нона, видя его беспомощность, начала ухаживать за больным.
Прошел год. Народная академия живописи объявила конкурс картин имени Кадина на премию. Кадин написал портрет Ноны и послал на конкурс, подписав его именем своего лакея, но жюри академии картину забраковало, признав ее бездарной. «О, глупость людская… им нужно имя, только имя… пойми, Нона, что я Кадин, тот самый Кадин, имя которого теперь прославляют и известно всему свету…» Нона не на шутку перепугалась за своего друга: «Уж не бредит ли он», – подумала она. «Милый, не все ли мне равно, как твое имя?.. Я люблю тебя, а не твое имя…» Эти простые сердечные слова успокоили чуткую душу художника. Кадин решил продать свою картину, подписав ее своим настоящим именем. «Нет сомнения, что эта картина кисти Кадина, но ведь он умер больше года, а краски так свежи…» – проговорил антиквар после тщательного осмотра картины… Картина была куплена антикваром и перепродана князю Огинскому. Князь возбудил против антиквара дело о мошенничестве, антиквар отыскал художника, просил его открыть свое инкогнито, так как в противном случае ему, антиквару, грозит тюрьма. «Меня это мало трогает, – проговорил уже раздраженный художник. – Но даю вам слово, что картина написана и подписана Кадиным…»
На суд был вызван в качестве свидетеля Кадин, который вынужден был открыть свое инкогнито: «Я утверждаю, что моя фамилия Кадин: назвался именем моего лакея под влиянием минутного порыва, чтобы избавиться от пытки – служить предметом всеобщего внимания на родине». После этого Кадин покинул навсегда свою отчизну… Перед ним была светлая перспектива любимого труда в уединении рядом с верной спутницей своей – Ноной.
Источник
Новые ленты // Сине-Фоно. 1917. № 9–10. С. 96.